Lingvids

— Ваше основное занятие, уважаемые топонимы?

— Мы обозначаем географический объект.

— А побочное? Есть ли у вас какие-либо совместительства, склонности, хобби?

— Разрешите представиться. Река Ландра

. Кое-кто из нас, топонимов, дает имена людям, другим живым существам.

— Горы Альпы

. Мы из числа тех географических названий, которые охотно передают вещам свои имена.

— Город Каносса

. А я принадлежу к той группе наименований, что употребляются в ярко выраженном фигуральном смысле.

— Остров Родос

. Подобные мне особых пристрастий не имеют. Лишь в компании мы выступаем как часть образного фразеологизма. Ну, к примеру: «Здесь Родос, здесь прыгай».

— Благодарю всех вас. Кто не успел высказаться, просьба сообщить о себе в письменной форме.

(Из воображаемого интервью) * * *

Напомним: в языке постоянен плодотворный процесс перехода имен нарицательных в собственные, имен собственных в нарицательные.

Топоним всегда и только имя собственное, обозначающее словом или словосочетанием определенный географический объект. А потому он не исключение. Почерпнув для исполнения своих назывных функций слова из лексической кладовой, топоним может с лихвой вернуть свой должок в виде новых слов, образованных уже от его имени.

Такие производные от топонимов названия вещей и явлений окружающего нас материального и духовного мира интересны тем, что несут в себе информацию о том, где, в каких краях выдумана, сконструирована, сработана вещь, печать какой местности, а часто и почему отложилась на понятиях общих и абстрактных. Более того, географические имена могут обрести крылатость, стать иносказанием… Впрочем, зачем мне пересказывать только что прочитанное вами интервью и предварять содержание идущих следом страниц?

По сведениям пятнадцатилетней давности в словарном составе русского языка имеется более 700 слов топонимического происхождения (из них около 450 слов «поставила» Европа, 150 — Азия). По последним данным названий одних только минералов, образованных от топонимов, более пятисот.

А теперь две истории, иллюстрирующие тему.

История первая

. О том, как речушка в новгородской земле стала названием известных доныне леденцов.

В.А. Гиляровский, современник Чехова и Горького, был блестящим знатоком и летописцем московского быта. В одном из очерков писатель привел рассказанную булочником Филипповым занятную историю новгородского кустаря, а затем и фабриканта Ландрина.

« — Вот хоть взять конфеты, которые „ландрин“ зовут… — вспоминал Филиппов. — Кто Ландрин? Что монпансье? Прежде это монпансье наши у французов выучились делать, только продавали их в бумажках завернутые во всех кондитерских… А тут вон Ландрин… Тоже слово будто заморское, что и надо для торговли…

На кондитерскую Григория Ефимовича Елисеева это монпансье работал кустарь Федя. Каждое утро, бывало, несет ему лоток монпансье, — он по-особому его делал, — половинка беленькая и красненькая, пестренькая, кроме него никто так делать не умел, и в бумажках. После именин, что ли, с похмелья, вскочил он товар Елисееву нести.

Видит, лоток накрытый приготовлен стоит. Схватил и бежит, чтобы не опоздать. Приносит. Елисеев развязал лоток и закричал на него:

— Что ты принес? Что?

Увидал Федя, что забыл завернуть конфеты в бумажки, схватил лоток, побежал. Устал, присел на тумбу около гимназии женской… Бегут гимназистки, одна, другая…

— Почем конфеты?

Он не понимает…

— По две копейки возьмешь? Дай пяток.

Сует одна гривенник… За ней другая… Тот берет деньги и сообразил, что выгодно. Потом их выбежало много, раскупили лоток и говорят:

— Ты завтра приходи во двор, к двенадцати часам, к перемене… Как тебя зовут?

— Федором, по фамилии Ландрин…

Подсчитал барыши — выгоднее, чем Елисееву продавать… На другой день опять принес в гимназию.

— Ландрин пришел!

Начал торговать сперва вразнос, потом по местам, а там и фабрику открыл. Стали эти конфеты называться «ландрин» — слово показалось французским… ландрин да ландрин! А он сам новгородский мужик и фамилию получил от речки Ландры, на которой его деревня стоит».

История вторая

. О вторичном открытии и наречении островов Канарскими (то есть «собачьими»), давшими свое имя птичкам, известным у нас как канарейки.

Географы уверяют нас, что еще на стыке старой и новой эры к западу от берегов Атлантики по ту сторону Геркулесовых (Геракловых) столбов доходили мореплаватели до островов, которые называли Блаженные.

Затем морские дорожки позабылись. И второе открытие архипелага падает лишь на XIV век. Его посещают итальянцы и португальцы. Кто-то из них (на кого именно «собак вешать» — неизвестно) завез сюда собак, которые невероятно размножились и одичали.

Когда в 1402 году к островам пристали испанские корабли, до слуха моряков донесся грозный лай. Уж не доплыли ли они до легендарных земель, населенных песиглавцами? О них ходили легенды, о них поведал и Марко Поло в «Книге»: «У тех жителей и головы, и зубы, и глаза собачьи; у всех них головы совсем как у большой собаки». Но нет, в лесных чащах хозяйничали настоящие одичавшие огромные псы.